Отступив назад, я смотрела на неё. Просто смотрела и всё. Я не позволяла себе испытывать какие-либо эмоции по этому поводу. Оставалась спокойной, отстранённой, сосредоточенной на том, зачем мы здесь. Так надо. Это единственный способ пережить всё это и не тронуться умом.

Избегая взгляда Трейса, я зашла за его спину и обняла руками за талию. Чтобы не видеть тело моей матери у него на руках. Чтобы вообще ничего не видеть.

Я зажмурилась и проглотила скорбь, не желая зацикливаться на ней.

Трейс телепортировал нас обратно в поместье, где нашего появления ждали Доминик, Габриэль и Арианна. Их разговор мгновенно прервался, и пытливые взгляды устремились к нам, возникшим посреди комнаты с телом моей матери. Дом содрогнулся от раската грома, как раз когда пространство вокруг окончательно прояснилось после перемещения. Ливень, всё грозившийся начаться ранее, решил обрушиться именно сейчас, приветствуя наше возвращение.

Я отстранилась от Трейса, обхватила себя руками из-за холода и поспешила к камину, где как раз стоял Доминик, опираясь рукой на каминную полку и с бокалом в руке. Мне нужен жар огня, чтобы согреться, и его близость, чтобы успокоить хаос в душе. Неосознанно я остановилась совсем рядом с ним и качнулась к нему, касаясь его рукой.

Его взгляд опустился на то место, где наша кожа соприкасалась, и снова поднялся к моему лицу, но я не могла посмотреть ему в глаза. Он ничего не сказал и развернул голову к Трейсу, который вместе с Габриэлем осторожно уложил мою маму на диван.

— Она… — Габриэль покачал головой, поражённый тем, что видит. — Она просто копия Тессы.

Трейс наклонил голову, присматриваясь, и затем кивнул.

— Но губы, как у Джеммы.

Комната погрузилась в молчание, пока все смотрели на неподвижное тело моей мамы, изучая её черты. Мне было не по себе от всей этой ситуации.

— Ну, и что вы все уставились?! — крикнула я, обводя их всех взглядом. — Мы принесли её сюда не для того, чтобы разглядывать, так что давайте перестанем пялиться и продолжим следовать плану, — я развернулась к Арианне, моё терпение балансировало на грани пропасти. — Что дальше?

Она покрутила кольцо на своём пальце.

— Надо её оживить и взять кровь.

— Отлично, — я опустила скрещенные на груди руки и подошла к дивану, где лежала мама. Её некогда алебастровая кожа покрылась трещинами и приобрела болезненный оттенок, ближе всего к серому. — Дайте мне что-нибудь, чтобы я могла влить в неё кровь.

— При всём моём уважении, ангел, — перебил Доминик, подходя ко мне, и сделал глоток из своего бокала. — Но я не думаю, что этой задачей стоит заняться тебе.

— Эта задача — моя мать, — едко парировала я.

— И именно поэтому пусть лучше это сделает кто-нибудь другой. Ты слишком эмоционально вовлечена.

— То есть, по-твоему, я сейчас выгляжу слишком эмоциональной?

— Он прав, — согласился с ним Габриэль и положил руку мне на плечо. — Если вдруг то, что рассказал о ней твой дядя, было правдой, её нужно будет обездвижить сразу после того, как получим кровь. Не колеблясь.

— Значит, я сделаю это, — я оглянулась на Трейса в поисках поддержки, но её там не оказалось.

— Лучше не рисковать, — высказался он и мягко покачал головой, выражая сожаление. — И вообще тебе не стоит на это смотреть.

Яростный ливень стучал в окна, как будто не водой, а галькой. Свет в комнате мерцал, пока гроза снаружи набирала обороты. Часть меня расценивала это, как знак свыше — предупреждение небес, мол, не стоит играть с огнём. Откажитесь от этого плана и найдите другой способ.

Но, конечно же, никто не собирался отказываться. Мы будем танцевать в аду, пока не обуглимся до костей.

— Ладно. Ваша взяла, — сдалась я, но не потому, что считала себя неспособной сделать то, что нужно. Я знаю, что смогла бы. Но уступила я, потому что не хочу, чтобы моим единственным личным воспоминанием о матери было то, где я вонзаю кол обратно в её сердце. — Я подожду в коридоре.

И со сжатыми кулаками покинула комнату в полной тишине.

Оказавшись в коридоре, я прижалась спиной к стене и зажмурилась. Пыталась мысленно отвлечься от происходящего там, не прислушиваться к голосам, решающим, кто будет заниматься колом, а кто — переливанием крови. Я не хотела слышать, как они обсуждают лучшие способы обезвредить Воскрешённую, и уж точно не хотела думать о том, что Воскрешённая, о которой идёт речь, — это моя мать.

Зажмурилась ещё сильнее, пытаясь отыскать в памяти лучшие дни моей жизни. Дни, когда руки Трейса крепко сжимали меня в объятьях, а губы были прижаты к моим. Дни, когда «завтра» не имело значения, а звёздные ночи длились вечность. Таких дней, за которые можно было держаться, становилось всё меньше. Они ускользали от меня быстрее, чем я успевала их сосчитать.

Доминик прислонился к стене рядом со мной. Мне даже не нужно было открывать глаза, чтобы понять, что это он.

— О чём думаешь? — спросил он, задевая меня плечом.

Я не стала делиться ни мыслями, ни словами. У меня просто не осталось ни того, ни другого.