— Что бы это ни было, мы справимся. Мы одолеем это вместе, — он поднялся на ноги и сократил и так небольшую дистанцию между нами.

— Я не хочу впутывать тебя в это, — сказала я, отступая на шаг.

— Ты не можешь меня остановить, — ответил он и шагнул ко мне.

— Не ты заварил эту кашу, чтобы теперь её расхлёбывать.

— Не тебе решать, — у него в глазах горел огонь. — Ты ещё не поняла? Я тебя не оставлю, Джемма. Твои битвы — это мои битвы. Твои испытания — мои испытания. Я с удовольствием погибну в сражении рядом с тобой, если только так мне не придётся прожить хоть один день в этой хреновой реальности без тебя, и нет ничего, что ты могла бы сказать, чтобы изменить это, так что можешь даже не пытаться.

— Ты не знаешь, о чём говоришь. Ты не знаешь всей правды.

Я даже не могла посмотреть ему в глаза. Я не заслуживаю этого. Он готов пожертвовать всем — даже собственной жизнью. И ради чего? Ради меня? Он не подумал хорошенько. Он считает меня лучше, чем я есть на самом деле. Пока что. Потому что я ещё не рассказала ему про Доминика.

Я сделала ещё один шаг назад, увеличивая дистанцию между нами.

— Джемма.

— Я не закончила, Трейс. Я не всё тебе рассказала.

От его движения челюстью на щеках появились ямочки. Он вновь подошёл вплотную.

— Что бы там ни было, мне плевать. Единственное, что имеет значение для меня, это то, что ты…

— Я связана узами с Домиником, — слова вырвались из меня, как желчь из желудка.

Мёртвая. Тишина. И она затянулась, повиснув между нами, как живая дышащая сущность. Даже дождь, бьющий по оконному стеклу, притих, заглушённый пульсацией в моих ушах. Кровь стучала в висках, ожидая начало конца.

— Повтори, — прозвучало так низко и грубо, что я даже не сразу узнала голос Трейса. Но это был он. Расстроенный, растерянный, разозлённый. И я не могу его винить.

Я облизала пересохшие губы. Тревога вернулась с новой силой, царапаясь и впиваясь когтями в мои лёгкие, отчего каждый последующий вдох давался мне всё тяжелее и тяжелее.

— Я могу объяснить, хорошо? Просто дай мне минуту, и я всё объясню, — попросила я, как преступник, умоляющий о снисхождении. Причём действительно виновный.

Его кадык дёрнулся. Он сложил руки на груди.

— Я слушаю.

— Когда я поняла замысел Энгеля, то запаниковала. Нужно было что-то предпринять, чтобы остановить его. Я не могла допустить, чтобы он получил Амулет, иначе мне бы пришёл конец, если не хуже.

Черты его лица заострились, а взгляд стал ещё тяжелее. Он внутреннее подбирался, готовя себя к худшему, что я только могла ему рассказать.

— Единственным способом не дать ему сформировать со мной связь было создание этой связи с кем-нибудь другим, — я открыла рот и тут же закрыла, давая ему время осмыслить мои слова. — Поэтому я попросила Доминика пить мою кровь.

Его спина едва заметно выпрямилась, а моя, наоборот, сгорбилась.

— И он сделал это, повторяя снова и снова, несколько раз в день. Он делал это, пока это не стало единственным, чего я ждала. Пока я не начала считать минуты до его возвращения.

Он закрыл глаза, будто мои слова пронзили его в самое сердце.

Но я должна была продолжить. Я не могла подсластить пилюлю или скрыть правду о том, что произошла между мной и Домиником в том подземелье. Если он хочет быть со мной — любить меня по-настоящему, — то он должен знать всё. Должен принять меня целиком и полностью, даже самое мерзкое, что есть во мне. И если он не сможет, то мне лучше узнать об этом сейчас.

— Я думала, что смогу держать это под контролем. Думала, что смогу отделять настоящее от навеянного, но это подействовало на меня сильнее, чем я могла себе представить. Не успела оглянуться, как я начала постоянно думать о нём, даже умолять, чтобы он продолжил пить мою кровь… Даже когда в этом не было необходимости, — я смотрела в пол, щёки горели от смущения, от стыда. — И когда мы были наедине, я… Я попросила его поцеловать…

— Стоп. Хватит, — он поднял руки перед собой. — Я услышал достаточно.

Я закрыла рот и замерла в ожидании неизбежных слов. Слов, которые пошлют меня на все четыре стороны. Я перешла границу его терпения, и теперь, как только он придёт в чувства, он вышвырнет меня, как вчерашний мусор.

И я ни капельки его в этом не виню.